15 мая в Абхазском государственном музее открылась выставка, посвященная жизни и деятельности Нестора Лакоба, председателя правительства советской Абхазии, политического и государственного деятеля. Об экспонатах выставки рассказал известный абхазский историк Станислав Лакоба.

Елена Заводская: Расскажите, пожалуйста, Станислав Зосимович, об открывшейся выставке.

Станислав Лакоба: Выставка посвящена 125-летию со дня рождения Нестора Лакоба. Он был главой правительства Абхазии в течение долгого времени, в 1920-1930-е годы. За это время в Абхазии произошли очень большие изменения буквально во всех областях.

Сама выставка уникальна тем, что здесь впервые представлены подлинные документы, его записи, выступления, заполненные его рукой анкеты, письма и очень редкие фотографии. В частности, есть подлинные фотографии из альбома похорон Нестора Лакоба, которые сохранились чудом в его архиве. И вот все это сегодня впервые становится достоянием публики.

Е. З.: Где хранились экспонаты, которые представлены на этой выставке, как вы их собирали?

С. Л.: Вы знаете, что музей Лакоба был открыт к его 90-летию в 1983 году в доме, где он жил. Подготовка шла довольно долго, и мы с директором музея Людмилой Владимировной Малия полетели в Батум. Там нам передали часть архивных документов, которые и легли в основу фондов мемориального музея Лакоба. Во время войны музей сгорел, но фонды, где хранились документы, были спасены.

Е. З.: Расскажите, пожалуйста, о судьбе архива Нестора Лакоба.

С. Л.: После смерти Лакоба, буквально через несколько месяцев, его объявили врагом народа, и его жена Сария почувствовала, что есть угроза для всей семьи. Она вместе с младшим братом, больше никто не знал, сумела спрятать этот архив дома, в ванной комнате под полом. Они собрали какие-то газеты и сожгли во дворе дома, чтобы все видели, как будто они сожгли сам архив. И там, в частности, погибли материалы, связанные с Троцким: фотографии, некоторые письма, записки, которые он присылал. Но остальная часть архива была сохранена. И вот младший брат оказался единственным, кто остался жив. Это – Мусто Джих-оглы, когда он вышел из лагеря в годы оттепели, в 1950-х годах, ему вернули квартиру Нестора Лакоба и Сарии, и он обнаружил тот тайник с архивом. А потом переехал в Батум и забрал этот архив с собой. Мы выезжали в Батум несколько раз в 1982-1983 годах, и нам несколькими партиями передали часть архива.

Е. З.: Кто вам передавал архив?

С. Л.: Мусто Джих-оглы, брат Сарии. Мы долго говорили с ним на эту тему. Другую часть архива Нестора Лакоба уже после войны 1992-1993 годов, как нам стало известно, семья – сын и дочь – передали в американский архив.

Е. З.: Почему они приняли такое решение?

С. Л.: Мне трудно судить, почему именно. Я не знаю, чем они руководствовались, может быть, они не безвозмездно это сделали. Я так думаю, потому что там на самом деле были очень редкие материалы и документы.

Е. З.: Если можно, расскажите более конкретно об экспонатах этой выставки.

С. Л.: Там есть очень интересные материалы, написанные собственноручно Нестором Лакоба, – документы, записки… Потом интересен круг его общения. Это не только политические деятели, это также писатели, поэты, режиссеры, художники, то есть очень много людей, которые оставили о нем очень теплые записи, когда приезжали в Абхазию, или потом, уже после его смерти.

Е. З.: Станислав Зосимович, вы, наверное, прекрасно знаете эти архивы… Расскажите подробнее о наиболее интересных и уникальных, на ваш взгляд, документах. Каково их содержание?

С. Л.: Сейчас сложно говорить обо всех документах. Во-первых, часть из них вошла в книгу «Большой террор в Абхазии 1937-1938 гг.», которая была издана в прошлом году. Там можно посмотреть часть архива. Это письма Берия к Лакоба; это стенограмма, которую Лакоба вел во время беседы на Холодной реке перед назначением Берия секретарем ЦК; это записки Сталина; это уникальные фотографии.

В частности, одна из фотографий относится к серии, которая была у Мусто Джих-оглы в Батуми, у нас ее нет, скорее всего, она в американском архиве… На этой фотографии Берия стоит с топором вместе с Лакоба, Сталиным и Ворошиловым, и солнце таким образом падает на лезвие топора, что оно прямо блестит, как диск и как его пенсне. Это потрясающая по впечатлению фотография. Там много было фотографий, но в таком необычном ракурсе – одна.

Е. З.: Из экспонатов этой выставки, что бы вы могли «процитировать», чтобы люди, у которых нет возможности ее посмотреть, представили бы себе это ярче?

С. Л.: Если говорить о том, что наиболее ярко, это то, что связано с выдающимися деятелями. Например, на довольно редкой фотографии 1935 года, которая была сделана на госдаче в Новом Афоне, мы видим трех маршалов (мы знаем, что в это время их было всего пять): Егорова, Ворошилова и Тухачевского, а также Сталина и Лакоба. Двое из них, Егоров и Тухачевский, будут уничтожены буквально через несколько лет. Это, конечно, редкая фотография. Представлены очень интересные мемуары Хрущева, где он описывает многие подробности смерти Лакоба и всего того, что за этим последовало. Есть великолепный отзыв академика Николая Вавилова.

Е. З.: А что в этом отзыве?

С. Л.: Вавилов пишет о том, что под просвещенным руководством Нестора Аполлоновича Лакоба в Абхазии открылось много научных центров и учреждений. Он имеет в виду Всесоюзный научно-исследовательский институт растениеводства, Институт экспериментальной медицины ВИЭМ, Абхазское научное общество и ряд других очень важных учреждений. Высоко отзывались о Лакоба известные архитекторы Щуко и Гельфрейх, строители конструктивистских зданий в Абхазии: гостиницы «Абхазия», Дома правительства, Нацбанка и других. Оставили свои отзывы о Несторе Лакоба поэты и писатели, которые встречались с ним и сотрудничали: например, Исаак Бабель. Со слов его жены Пирожковой, которая умерла в США несколько лет назад, очень интересно описаны их встречи. Это также Осип Мандельштам, который написал стихотворение на смерть Нестора Лакоба 8 февраля 1937 года, которое известно как «Абхазская песенка». До этого оно приводилось по первой строчке: «Пою, когда гортань сыра, душа – суха». Но известно, что Надежда Яковлевна Мандельштам отмечает в воспоминаниях, что «мы называли ее абхазской песенкой», что она была первой из серии каторжных песен. В декабре 1936 года Лакоба похоронили, а уже 8 февраля Осип Мандельштам написал это стихотворение. Есть очерк Мандельштама 1930 года. Это – дневниковая запись, сделанная в Сухуме, в которой поэт сообщает много интересных подробностей. Он же отдыхал здесь, и его очень тепло принимал Нестор Лакоба. И, видимо, в знак благодарности он, находясь уже сам в ссылке, написал это стихотворение. В это время он сам подвергался репрессиям, был неугоден и так далее. Мандельштам, кстати, приехал в Абхазию в 1930 году по рекомендации Николая Бухарина. Бухарин попросил Нестора Лакоба, и тот устроил его на госдачу. И так получилось, что Мандельштам с женой отдыхали вместе с Ежовым, который часто подвозил их на машине. И Надежда Мандельштам писала в воспоминаниях: «Я до сих пор не могу поверить, что именно этот человек, который был таким внимательным и доброжелательным, потом стал палачом…» В общем, там много интересного.

Также есть записи о Лакоба, оставленные Мариэттой Шагинян, Зинаидой Рихтер с описанием быта Абхазии в тот период. Василий Каменский писал о Несторе Лакоба, но писал о нем как о вожде, потому что в Абхазии его воспринимали как вождя. Доходило даже до того, что он не подчинялся многим решениям партии. Это было возможно потому, что Лакоба был со Сталиным в течение довольно долгого времени в очень близких отношениях. Пожалуй, мало, кто был так близко допущен к Сталину, как он.

Е. З.: Станислав Зосимович, скажите, а насколько все эти материалы доступны широкому кругу абхазской публики?

С. Л.: Эти материалы пока в фондах. Музей обещают восстановить, но само здание не восстановлено, там нет ремонта, и мы временно находимся в здании Абхазского государственного музея. Фонды довольно большие, мы планируем издавать материалы, в частности, альбомы с фотографиями, письма, все, что касается эпистолярного жанра. Не знаю, как это будет называться – бюллетень или ведомости… Но какие-то небольшие материалы мы планируем издавать, чтобы они не лежали в фондах, а были достоянием широкой общественности, потому что очень многие люди ими интересуются.

Например, интересно подлинное пенсионное удостоверение Сарии: после смерти Лакоба она получала пенсию 800 рублей, потом вдруг в июле – 400 рублей, а в августе была арестована. Казалось бы, мелочь, но о многом говорит. Или, допустим, документ по поводу машины марки «Линкольн», которая принадлежала Нестору Лакоба. Эта машина попала сюда в 1934 году. Подарил ее Агаси Ханджян, бывший секретарь ЦК Компартии Армении, которого, как считается, убил Берия в 1936 году в Тбилиси прямо на приеме. Лакоба тоже умер в 1936 году, только в декабре. Ханджян подарил эту машину через армянскую диаспору, она прибыла сюда из Гамбурга. Я встречался с водителем Нестора Лакоба, его звали Иван Халилович Хагуш. Он рассказывал, как на пароходе из Гамбурга привезли этот «Линкольн», но никто не мог его завести, потому что вся машина была в масле. Для того времени это была очень редкая машина, даже в Кремле, наверное, были всего одна или две таких машины. В гараже Совнаркома был один механик-немец, он сидел в сторонке и посмеивался.

Е. З.: Над чем он посмеивался?

С. Л: Над тем, что машину не могли завести. А потом попросил булавку и проткнул что-то там… Топливо пошло, и машина завелась. То есть она была настолько новой…

Е. З.: А как сложилась судьба этого автомобиля?

С. Л.: Этот автомобиль после войны 1992-1993 года был найден. До войны его владельцем был Алексей Адзынба. Он часто выезжал на парады в этой машине, хотя уже внутри мотор был от «Волги», но все же он оставался верен этой памяти. После войны эта машина была найдена где-то, кажется, в районе улицы Чанба. Потом какое-то время она находилось в Абхазии, а затем, как мне известно, родственник Алексея Адзынба отдал или поменял эту машину, и она оказалась в России в «Молотов Гараж», где ее начали восстанавливать с нуля. И они очень многие вещи внутри сделали по новой, восстановили детали, поставили соответствующий мотор, и сейчас автомобиль, насколько я знаю, продается за очень большие деньги. Правда, мастера сделали его в белом цвете.

Е. З.: А каким он был изначально?

С. Л.: Машина была в черном цвете, с такими необычными фарами. И, кстати, есть воспоминание, где один армянин пишет: «Когда мы были детьми, мы все знали, что это за машина была. И когда Лакоба проезжал, мы кричали: «Лакоба-Ханджян! Лакоба-Ханджян!» То, что рассказывал Иван Халилович, подтверждается документально, а именно, что это через армянскую диаспору было сделано и через армянского католикоса.

Я думаю, что еще много интересных материалов и тайн нам откроют американские архивы, и, видимо, в Москве тоже немало всего хранится. А сама по себе выставка в таком виде представлена впервые.